Мир за окном обволакивает влажный сумрак. В нем, словно золотые паникадила, горят увядающие листья. Где-то в небе готовится дождь. И самое время вновь раскрыть "Роскошный часослов герцога Беррийского", вспомнить его календарный цикл - самое грандиозное повествование о жизни, уместившееся в двенадцати миниатюрах. Там Лимбург отряхает на лист пергаментный о жизни нашей сны...
читать дальшеКаждому порой снятся сны настолько яркие, логичные, убедительные в деталях, что даже долгое время спустя они кажутся действительнее реальных событий. Вместе с тем, каждый такой сон - символ, обобщающий наш опыт, переживания и вопросы. Подобным "сном" предстает календарный цикл Часослова. В нем скрупулезно переданы приметы эпохи - одежда и орудия труда, замки владетельных сеньоров и крестьянские хижины, труд землепашца и герцогский пир, купание в реке и соколиная охота. Все настолько достоверно, что "Роскошный часослов" используется в научных исследованиях самых разных направлений, от истории искусства до истории военного дела. В то же время календарный цикл Часослова - иносказание о суете всякой земной достоверности, ибо единственная Достоверность лежит за пределами зримого.
"Октябрь" подобен магическому зеркалу, в котором доверчивый зритель видит второстепенное, принимая его за основное. Мы принимаем за чистую монету зрелище сева озимых и боронования поля на переднем плане, горожан, прогуливающихся у Нельского отеля - на заднем, саму королевскую резиденцию, воспроизведенную столь тщательно, что теперь по этим рисункам историки реконструируют его внешний вид. Деревья по краям поля, сороки и грачи в правом переднем углу, разнообразные головные уборы добавляют всей картине реалистичности и обыденности. Но давайте зададим обратную точку отсчета и рассмотрим "Октябрь", идя не от первого плана к дальнему, а наоборот.
Вот замок - символ обитаемого и благоустроенного пространства. Здесь должна кипеть жизнь - и нам показаны люди всех сословий (придворные, идущий к замку монах, поднимающийся от реки крестьянин, рыбаки в лодках). Бегающие по набережной собаки делают сцену динамичной. Мы как будто не только видим, но и слышим день в разгаре его нехитрых дел и удовольствий.
Этот пестрый, звонкий, ежедневный мир отделен от переднего плана рекой. Вроде бы ничего необычного - все средневековые замки окружала водная преграда, но здесь река столь четко делит миниатюру на две части, что выглядит не конкретным географическим объектом под названием Сена (все изображенное происхдит в Париже), а переходом из мира в мир. И тогда лодочники становятся перевозчиками душ на другой берег, а каждая лодка ждет кого-то из прогуливающихся по набережной. И тогда чучело в виде лучника, стоящее посреди поля, чтобы отпугивать птиц, оборачивается уносящей души смертью - безликой, но всевидящей, застывшей в косной неподвижности, но безошибочно поражающей цель. Зерно созрело, упало в землю и - должно прорасти. И крестьяне, боронящие и засевающие поле, становятся воплощением евангельских притч о погребенном и воскресшем зерне и о зернах, расклеванных птицами, а сами птицы оборачиваются предупреждением против легкомыслия и праздности духа. Взгляните внимательнее - сеющий зерно на миниатюре смотрит не вниз, на землю, а вверх. Его глаза подняты к небу, он в мире, но не от мира, занят земным, но земным не отягощен, и силки, расставленные смертью, остались далеко позади него.
А замок и беспечных горожан, и реку, и чучело с луком и стрелой, и тех, кто трудится на первом плане - всех озаряет по-осеннему неяркий, созерцательный и тихий свет, идущий с безоблачного неба, из единого источника, хотя сам источник не виден тому, кто рассматривает миниатюру.